Контрудар под Боковской, интермедия: Когда дважды два не равно четырем?

...ампулометных взводов не существует... комполка ввел в бой химиков и ампулометчиков, в результате пропали без вести двое средних (командиры химического и ампулометного взводов) и четверо младших командиров и девять рядовых, имеются потери убитыми и ранеными... личный состав саперного батальона дивизии во главе с командиром батальона был послан в атаку, в результате батальон потерял 159 человек и фактически перестал существовать...
Из приказов по 6-му гвардейскому стрелковому корпусу
* - фото (c) waralbum.ru

Последняя тема, которую я хотел бы рассмотреть в формате интермедии (после вопроса о танках 22-й танковой дивизии и заградительных отрядов группы "Холлидт") - это вопрос боевых и численных составов (БЧС) и фактической боеспособности частей и подразделений (точнее говоря, их огневой производительности). Точнее говоря, в какой мере боевой и численный состав отражает фактическую  огневую мощь и боевой потенциал подразделения, части или соединения? И если предыдущая интермедия про румынов могла быть интересна обычным, пересічним читателям, то этот текст адресован в первую очередь коллегам, интересующимся историко-архивными изысканиями.
Я предупредил, теперь к делу.

Небольшое отступление. Думаю, многие припомнят, как в исследованиях посвященных войне (особенно 1941 году), традиционными были ремарки вида "...однако штатная численность германской дивизии была значительно выше штатной численности дивизии советской", при этом ни штаты ни фактические численности не приводились по причине отсутствия таких данных. По мере упрощения доступа к архивным данным и к исследованиям, бывшим ранее под грифом ДСП, в текстах начали появляться уточнения вида "...однако советские соединения насчитывали в среднем лишь по 5 000 - 6 000 человек при штате в более чем 10 000 человек...", что уже давало хорошее представление о реальных боевых возможностях дивизий. Наконец, исследователи добрались до первичных источников - ведомостей БЧС соединений - и начали публиковать в своих работах таблички с точными количествами личного состава, пулеметов, орудий и т.п. Казалось бы, проблема исследования численности и сравнения боеспособности была решена. Однако на самом деле она несколько глубже.

Численность, которой обычно оперируют исследователи, приводя статистические данные по советским соединениям, берется из донесений о боевом и численном составе, которые составлялись три-шесть раз в месяц по формам №3 и №3-А. Материальная часть по этим донесениям показывалась вся по списку, за исключением той, что требовала капитального ремонта. При этом фактическая, строевая численность личного состава отражалась в строевых записках, составлявшимся ежедневно по формам №1 и №2, и строевых ведомостях произвольного формата. Если мы сравним эти два вида отчетности то увидим, что в строю, как правило, находилось меньше тяжелого вооружения, чем номинально числилось по боевому составу. За счет чего возникала эта разница?

В первую очередь, это естественное уменьшение количества тяжелого оружия в результате потерь обученного личного состава: станковый пулемет требовал соответствующую военно-учетную специальность (ВУС), специального обучения как материальной части, так и способам стрельбы. Пулеметчика вывести из строя проще, чем пулемет, поэтому, если в части или в учебном батальоне не было резерва подготовленных пулеметных номеров, то и пулеметы изымались из первой линии, продолжая числиться в части или соединении. Это относится, разумеется, не только к станковым пулеметам, но и ко всему прочему тяжелому вооружению.

Во-вторых, это массовое обращение некоторых подразделений на восполнение потерь (см. вынесенную в эпиграф цитату). В боях наибольшие потери несли именно стрелки, и они обескровливались в первую очередь. По мере роста их потерь, чтобы поддерживать боеспособность стрелковых подразделений, командиры частей были вынуждены расформировывать и обращать на их пополнение личный состав самых малоэффективных, на их взгляд, подразделений — химиков и ампулометных взводов, взводов и рот ПТР, расчетов ротных 50мм минометов и т.п. Кроме того, разумеется, "чистились" тыловые и обеспечивающие подразделения, однако это не имеет прямого отношения к строевой численности тяжелого вооружения (которого они не имели).
Штатное тяжелое оружие всех этих подразделений также сдавалось на склады и дивизионный обменный пункт (ДОП), продолжая числиться на вооружении дивизии, однако личный состав использовался в качестве обычной пехоты. Вообще говоря, в стрелки передавались также саперы и разведчики, которые могли целыми подразделениями использоваться как стрелки (см. эпиграф), но это уже тема для другого, очень грустного рассказа.

Наконец, увеличение списочного количества происходило и за счет техники и вооружения, которые требовали войскового ремонта, однако числились на балансе.

Очевидно, результатом всех этих процессов является то, что строевая численность тяжелого вооружения оказывалась меньше списочной (приводимой по БЧСу), причем зависимость находящегося в строю тяжелого вооружения от списочной численности этого соединения нелинейная и вид ее различен для разных видов этого вооружения. Причем, как мы увидим ниже, списочная и фактическая (строевая) численности могут различаться чуть ли не на порядок.

Помимо этих системных факторов, были и другие, ситуативные. Например, регулярное советское количественное превосходство в артиллерии и минометах обычно оказывалось нивелировано невозможностью сосредоточить соответствующее количество боеприпасов (при этом количественное превосходство в стволах становилось скорее недостатком, поскольку малый объем боеприпасов еще и распределялся по большему количеству батарей, что затрудняло организацию огня артиллерии; грамотные артиллерийские командиры в таких случаях просто выводили на огневые лишь часть батарей).
Случались и откровенные провалы командования, выражавшиеся в неправильном использовании личного состава специальной подготовки. Так, Алексей Волков (lwolf1942) приводит пример по опыту боев в Ржевском выступе, когда в стрелковые цепи посылался личный состав дивизионной артиллериии: после завершения артподготовки (заведомо неэффективной из-за недостатка боеприпасов), часть артиллеристов должна была оставить орудия и присоединиться к наступающей пехоте. Более того, из артиллеристов формировались штурмовые группы по захвату долговременных огневых точек; разумеется, это не могло привести ни к чему, кроме бессмысленных потерь, так что после таких атак, лишившись части личного состава, «бумажный» состав артиллерии уже не соответствовал ее реальным возможностям.
Вообще, подобная «тактика» могла родиться только в результате непрофессионализма, непонимания характера современной войны и боязни расправы за неисполнение приказа; причем, помимо преступного небрежения человеческими жизнями, бесцельно растрачивались также и ресурсы, которые страна с таким трудом изыскивала на длительную и затратную подготовку артиллеристов. Все указанные факторы приводили к тому, что артиллерия, сколь бы многочисленной (по списку) она ни была, в бою могла участвовать лишь частью сил.

Однако вернемся к расхождению между списочным боевым и численным составом и наличным вооружением в строю. Насколько велика эта разница? Рассмотрим конкретный пример: в ходе боев за Донбасс одна из стрелковых дивизий показала следующее количество тяжелого вооружения: личного состава 3372 человека, 47 ручных пулеметов, 31 станковых пулеметов, 76 ПТР, 36 82мм минометов. Однако стрелковые полки (суммарно) на ту же дату показали в строю 6 ручных пулеметов, 14 станковых пулеметов, 15 ПТР, 20 82мм минометов. Еще два десятка ПТР имелось в строю суммарно в артполку и противотанковом дивизионе. Таким образом, при укомплектованности соединения чуть менее 1/3 от штатной (штат №04/300), в строю фактически имелось в 8 раз меньше ручных пулеметов, в 2 раза меньше станковых, в 2 раза меньше ПТР и почти в 2 раза меньше 82мм минометов, чем дивизия номинально показывала в своем боевом и численном составе. Причина этого та, что мы указали выше — отсутствие пулеметчиков (в силу потерь) и ПТРщиков: так, в одном из стрелковых полков имелось лишь 13 станковых пулеметчиков и 6 ПТРщиков — соответственно, в этом полку в строю реально состояло лишь 2 станковых пулемета и 3 ПТР, и ни одного ручного пулемета. Все остальные пулеметчики и ПТРщики вышли из строя или были переведены в стрелки, а вооружение сдано на склады.

В другой, несколько более комплектной дивизии, численность личного состава которой составляла почти 45% (штат №04/200), в одном из полков согласно строевой ведомости имелось 8 ручных и 6 станковых пулеметов, 6 50мм, 13 82мм минометов и всего 9 ПТР. И если списочная численность пулеметов соответствовала строевой, то по списку (по форме БЧС №3) этот же полк показывал 20 ПТР (в 2 раза больше), 13 50мм минометов (в 2 раза больше) и 34 82мм миномета (почти в 3 раза больше). Все эти примеры наглядно показывают, что, помимо того, что списочная численность вооружения в соединении и так меньше штатной (ввиду потерь материальной части), еще и фактическое количество тяжелого вооружения в строю часто оказывается в несколько раз меньше списочного (ввиду потерь личного состава).

Подчеркнем, что при оценке разницы между списочным и строевым количеством вооружения не может идти речи о неком «стандартном» коэффициенте, одинаковом для всех; каждый конкретный случай следует рассматривать отдельно. Например, в боях на рубеже р.Кривая, 278-я стрелковая дивизия, при укомплектованности личным составом около 37% (штат №04/200), имела (по списку) всего 19 станковых и 29 ручных пулуметов, кроме того, 83 ПТР, 75 82мм и 58 50мм минометов. Очевидно, что все или почти все эти 50мм минометы, большая часть ПТР и часть 82мм минометов находились на складах, однако все - или почти все - немногочисленные станковые и ручные пулеметы находились в строю.

Итак, мы выяснили, что к данным о списочном боевом и численном составе вооружения следует относиться осторожно, поскольку в общем случае он завышает огневую мощь частей и соединений, причем завышает тем больше, чем ниже процент укомплектованности соединения личным составом. Разница между списочным и строевым количеством вооружения часто двух- и трехкратная, однако в некоторых случаях оследнее может быть и в 8 раз меньше первого.
Возникает естественный вопрос — можно ли выяснить строевую численность вооружения для всех частей и соединений? К сожалению, это невозможно, по крайней мере для первых двух лет войны (в дальнейшем сохранность документов получше). Строевых записок сохранилось немного; попадаются лишь разрозненные данные по некоторым частям и лишь за отдельные даты.
Теоретически, проработав различные дивизионные фонды за разные периоды, можно было бы собрать достаточно большое количество таких, случайно сохранившихся, записок, и попробовать выделить некую общую (например, в объеме фронта или даже всей Действующей армии) закономерность, т.е. получить зависимость процента вооружения, находящегося в строю, от численности личного состава соединения.
Однако этот вопрос не имееет уже отношения к нашему небольшому исследованию.