В таком разе и писатели Кабановы спокойно едут по прешпекту, экономя бензин и замедляя глобальное потепление, и поэту Василю Круку нет необходимости творить, и вся лодка уходит под воду на таком идеально ровном киле, что редкий маринист удержался бы от того, чтобы не схватить мольберт и не писать её акварелью.
А то ведь, помню, году так так в 90м, в сентябре, иду домой по Советской, возле "Ракеты" (тогда она была "Ракета", потом, при хохлооккупации - не помню даже, а сейчас, после освобождения, наверное, и вовсе какая-нибудь, прости господи, "Новорусь"), навстречу - старенькая бабулька-одуванчик. А на улице оркестры играют, митинги, бубубу, труляля и камингауты демократов, вынужденных ранее маскироваться под комсомольцев.

Бабулька мне такая, с хитрецой:

- А что это за звуки такие, что за музыка?
Я (радостно):
- Так день города, бабушка!
Бабулька (вкрадчиво):
- Какого города, милок?
Я (радостно-наивно):
- Так нашего же города, Луганска!
Бабулька (со внезапной яростью, срываясь на крик):
- ВОРОШИЛОВГРАДА! ВО! РО! ШИ! ЛОВ! ГРА! ДА!!!